16.02.2001 г. в Пермском государственном университете состоялась встреча депутата Государственной Думы, первого заместителя руководителя фракции “Союз правых сил” ВИКТОРА ВАЛЕРЬЕВИЧА ПОХМЕЛКИНА со студентами и преподавателями юридического факультета университета. Обсуждался вопрос о перспективах судебной и правоохранительной реформы в России.

- Среди массы политических процессов, которые так или иначе имеют место по всей России, пожалуй, именно проблемы судебной и правоохранительной реформы являются наиболее острыми и важными. Как это ни парадоксально, от перспектив судебной реформы зависит сегодня и нормальное развитие экономики, и социальное благополучие людей, и устойчивость политической системы. Вот, в частности, когда разговариваешь с людьми, которые могли бы стать потенциальными инвесторами в нашу Российскую экономику, будь то отечественные или зарубежные предприниматели, они обычно называют два необходимых условия, при которых могли бы реально вкладывать деньги в развитие нашей экономической сферы: первая из них – это гарантия прав собственности, а вторая – это надежность и стабильность судебной системы. Другими словами, они должны знать, что все то, что они вложат, не будет потеряно, а в случае, если возникнет какой-нибудь спор, то этот спор, этот конфликт может быть разрешен цивилизованно в рамках демократичной и предсказуемой судебной процедуры, на основе правовых норм, а не произвольного усмотрения. Увы, всего этого в нашей стране пока нет. Конечно, за последние 10 лет сделано не мало, и определенные изменения в законодательстве, в правоприменительной практике существуют, но вместе с тем нашу судебную систему, нашу правоохранительную систему, как и в целом нашу политику, раздирают самые разные внутренние противоречия и противоположные тенденции. С одной стороны, власть сегодня имеет колоссальный ресурс общественного доверия, и это означает, что в принципе, она может сейчас сделать все необходимое для проведение любых реформ, с другой стороны, происходит объективное усиление власти или государства как такового, усиление государственной машины, а это неизбежно связано с тем, что в этой государственной машине все большее влияние начинают иметь так называемые силовые структуры и как раз те самые звенья государственной системы, которые объективно не заинтересованы в некой демократизации. Ясно, что и Вооруженные Силы, и Министерство внутренних дел, и федеральные службы безопасности, и другие правоохранительные структуры по самой своей природе – это органы авторитарные, призванные постоянно употреблять власть, причем в самой жесткой, репрессивной форме, они для этого и предназначены. Гарантия для общества состоит только в том, что эти органы действуют в демократической среде под серьезным общественным контролем. Когда этот контроль ослабевает, а сегодня он особо слаб в силу усиления власти, то, конечно, в таких условиях опасность авторитаризации общества и государства, усиления полицейских начал его, безусловно, возрастают. Вот отсюда и возникает обострение борьбы двух противоположных тенденций: с одной стороны, необходимость либеральных реформ, в том числе судебной реформы, с другой стороны – усиления полицейских начал и естественное противодействие этим реформам, желание как раз таки развернуть государство, законодательство, правоприменительную практику таким образом, чтобы ограничить права и свободы человека, усилить влияние карательных органов на всю общественную, политическую жизнь в стране.

И первое, важнейшее, принципиальное положение, которое, с моей точки зрения, должно быть реализовано не только в рамках судебной, но и правовой, административной, политической, экономической реформы в стране - это решение вопроса о соотношении между властью и свободой, государством и личностью. Сегодня в парламенте постоянно сталкиваются две тенденции, две линии: с точки зрения одних групп во главу всей нашей законодательной деятельности нужно поставить личность, ее права и свободы, подчинить этому все государственные институты (что особенно важно для судебной системы), а с другой стороны нам постоянно говорят, что есть самостоятельный интерес государства, он важнее, чем интерес отдельного гражданина или объединения людей, именно он должен быть поставлен во главу угла отечественной внутренней и внешней политики. По моему глубокому убеждению, именно человек, личность, его свобода, достоинство и другие права и законные интересы должны быть тем краеугольным камнем, который может и должен быть положен в фундамент всей правовой, всей политической реформы в нашей стране. Когда этот тезис провозглашается, с ним согласны все, однако, стоит перевести его в конкретную плоскость, находится много противников, потому что последовательное проведение в жизнь этого принципа означает, на самом деле, отказ от очень многих догм и стереотипов, существующих в нашем сознании. Так, если мы реализуем этот принцип, эту идею в уголовном процессе, то мы должны прямо и недвусмысленно решить известную для уголовного судопроизводства коллизию, состоящую в следующем. А каким образом нам строить наше уголовно- процессуальное законодательство и практику его применения ? С одной стороны, чем больше мы усиливаем гарантии прав личности, вовлеченной в орбиту уголовного судопроизводства, тем больше мы рискуем не обеспечить в полной мере неотвратимость наказания для каждого виновного в совершении преступления. И нельзя закрывать на это глаза, это действительно так. С другой стороны, чем больше условий мы создаем для деятельности обвинительной власти, органов предварительного следствия, прокуратуры и т.д., тем больше условий создается для того, что невиновный человек окажется на скамье подсудимых и, что страшнее того, в местах лишения свободы, и, что уж совсем непоправимо, может быть приговорен к исключительной мере наказания. В простой, популярной форме этот вопрос звучит так: “Что лучше для страны, для государства – обеспечить недопустимость наказания ни одного невиновного и при этом иметь в виду, что, возможно, при таком подходе какой-то преступник окажется безнаказанным, либо стараться изобличить каждого преступника, но при этом допускать, что кто-то из людей невиновных тоже может пострадать от уголовной репрессии?” И на этот вопрос надо отвечать, в этих пограничных случаях надо делать выбор. По-моему ясно, какой выбор делаю я для себя, но важно, чтобы это выбор был общегосударственный, чтобы мы понимали и открыто, сознательно шли на то, чтобы этот выбор делать, т.к. при всей опасности преступности, есть вещи поопасней преступности. И одна из таких более опасных вещей – это государственный произвол. Он опасен хотя бы потому, что от преступности можно защищаться - каждый человек имеет право на самооборону, каждый человек имеет право на государственную защиту от преступного посягательства, а вот от государственного произвола защиты нет, от него защититься невозможно, поскольку здесь этот произвол санкционирован самой властью. Поэтому я и называю государственный произвол - “организованной преступностью в кубе”. Именно опасность государственного произвола должен предотвращать и уголовный закон, и уголовно-процессуальный закон, и другие законодательные акты. Поэтому необходимо, чтобы в нашем государстве, как в и в любом демократическом, Уголовный и Уголовно-Процессуальный Кодекс были рамками борьбы с преступность, а не средствами и инструментами борьбы с ней.

Другой, важнейшей проблемой, требующей своего решения в рамках судебной реформы, является существующий сегодня в наших судах так называемый обвинительный уклон. Наши судьи в большинстве своем сориентированы на псевдогосударственный интерес, на то, чтобы защищать не конкретного гражданина, а ведомства, государство в том или ином его понимании. В других, наиболее продвинутых в правовом отношении странах, ситуация совершенно иная - там для судьи права человека это не пустой звук, а важнейший приоритет. Дело в том, что странах есть специальные инструменты, с помощью которых общество и государство обеспечивают соответствующую направленность судебной системы. И вот в чем коренное отличие, например, американского судьи от судьи российского. Американский судья, прежде чем быть назначенным на эту должность, проходит долгий период своей юридической карьеры и обязательным условием этой карьеры является работа не менее 2-х лет в качестве адвоката. Более того, занять должность судьи американский юрист может именно с должности адвоката. Адвокат - это человек, призванный защищать права человека, права гражданина, права корпораций, т.е. у него вырабатывается определенная психология, и эту психологию он приносит с собой в суд. Что происходит у нас? У нас почти 90% судей рекрутированы из правоохранительных органов – прокуратуры, МВД и т.д. Вот и объяснение: у нас сегодня в судах работают бывшие прокуроры, бывшие следователи, бывшие полицейские, а в Америке в судах работают бывшие адвокаты, в этом вся разница. Поэтому важнейшим направлением судебной реформы считаю необходимость обеспечить приток в судебную систему людей, которые имеют опыт адвокатской работы. Тогда будет существенно изменена и психология. Без этого мы так и будем находится в рамках судебной системы с карательно – обвинительным уклоном.

Второй важнейший момент, принципиальный подход к судебной реформе, который стоило бы отметить, это вопрос о народовластии. На первый взгляд, это, может быть, выглядит очень пафасно и абстрактно, но на самом деле, принцип народовластия, закрепленный в нашей Конституции, равно обязателен для всех ветвей власти, в том числе и для судебной. У нас сегодня правосудие отправляют чиновники, которые назначаются по довольно длительной и сложной процедуре. В этом назначении принимают участие исполнительные и законодательные органы федеральной власти и субъектов РФ, чиновники Администрации Президента, сам Президент, но только не общество, только не граждане, только не избиратели. При всем том, что многие выдают этот порядок за обеспечивающий независимость судей, я с этим категорически не могу согласиться. Ни о какой реальной независимости говорить не приходится. Можно сказать, что это независимость от личности, от ее прав и свобод, но не от денежного мешка, но не от телефонного права. В связи с этим считаю необходимым последовательно и неуклонно реализовывать принцип народовластия при отправлении правосудия. Полагаю, что прежде всего сами граждане должны получить реальное право вершить правосудие, участвовать в рассмотрении уголовных и гражданских дел, и, следовательно, надо обязательно и принципиально расширять внедрение института присяжных заседателей. При всех издержках суда присяжных, к нему можно применить знаменитое Черчилевское выражение, которое он употреблял в отношении демократии: “Да, суд присяжных содержит массу изъянов, но иные формы отправления правосудия еще хуже”. Я сам присутствовал на процессах с участием присяжных заседателей, наблюдал (мы ставили такие эксперименты) как проводится совещание в совещательной комнате, и могу сказать, что люди – простые российские граждане, попавшие по случайному отбору, по жребию на скамью присяжных, преображаются в этой роли, они более ответственно и основательно и с точки зрения нравственности, и с точки зрения здравого смысла, а иногда и с точки зрения права, только права не вульгарного, а подлинного, с точки зрения принципов права, подходят к рассмотрению каждого дела и каждой человеческой судьбы. Это не сравнить с тем, как это делают судейские чиновники.

Нам необходимо активизировать внедрение института мировых судей. Сейчас уже в общем законодательная база на сей счет сформирована, и предполагается, что мировым судьям отойдут все дела об административных правонарушениях, уголовные дела в отношении преступлений небольшой тяжести, многие гражданские дела. Это абсолютно правильно, только с одни условием - мировые судьи должны избираться населением непосредственно, напрямую. И в этом случае, когда вы придете в суд в качестве истца, ответчика, потерпевшего, вас не встретят хамской репликой секретарь суда или тем более судья, ваши дела не будут волокитить годами. Тогда волей - неволей судья будет чувствовать свою ответственность. Таким образом, избираемость судей, особенно судей, которые близки к населению – мировых судей, для меня принцип, не подлежащий опровержению. Сейчас мы, к сожалению, записали в законе, что сами субъекты Российской Федерации должны определять порядок формирования мировых судей, и, естественно, что в большинстве регионов пошли по самому простому пути – законодательные органы решили, что именно они, а не население, будут назначать мировых судей. С этой позицией согласиться не могу, мы будем настаивать на поправках в закон.

Третье принципиальное положение, которое необходимо реализовать в ходе реформы, связано с правоохранительной системой в целом. Обозначить его можно так: верховенство суда в правоохранительной системе. Дело в том, что крайне важно какому органу принадлежит право ограничить человека в правах. Сегодня у нас такими полномочиями обладают и прокуратура, и органы следствия, и органы исполнительной власти. Необходимо добиться того, чтобы суд и только суд мог ограничить человека в правах, чтобы суд и только суд выступал органом государственного принуждения, а решения суда неуклонно, необратимо исполнялись. Совсем недавно предметом огромной дискуссии был вопрос о том, кто должен принимать решение о заключении обвиняемого, подозреваемого под стражу, кто должен принимать решение о проведении обыска и применении других мер процессуального принуждения. По действующему ныне уголовно-процессуальному законодательству санкционирование такого рода постановлений принадлежит прокурору. В Конституции записано, что это должен делать суд. Здесь есть некая коллизия. Мы обязаны привести наше уголовно-процессуальное законодательство в соответствие с Конституцией, но этому всячески препятствуют те, кому выгоден существующий порядок, и прежде всего руководство Генеральной прокуратуры. В своем недавнем интервью мой оппонент – Генеральный прокурор г-н Устинов В.В. заявил, что на самом деле он за тот порядок, который существует сейчас. И логика у него следующая: сегодня, действительно, прокурор дает санкцию на арест, но на это решение можно пожаловаться в суд, а если суд будет принимать подобные решения - пожаловаться будет некому. За такое высказывание я, будучи Президентом, немедленно бы отправил в отставку Генерального прокурора - не может Генеральный прокурор ставить под сомнение Конституционные положения. Судебный порядок ареста закреплен в нашей Конституции. И вина парламента, вина Президента, вина всех органов и лиц, участвующих в законодательном процессе в том, что мы до сих пор не привели наш Уголовно-процессуальный Кодекс в соответствие с Конституцией. В феврале мы планируем рассмотреть соответствующие поправки в УПК, только уже не президентские, поскольку он отозвал их под давлением силовиков, а депутатские, и надеемся, что эти решения будут приняты, т.к. гарантии прав личности на предварительном следствии - это сегодня вопрос острейший и неотложный. Надо добиться того, чтобы ни один орган, поскольку не является судом, не мог принять решение, которое ограничивало бы права и свободы человека. Иначе говоря, не гражданин должен обжаловать в суд действия должностных лиц, а должностные лица, выявив какие-то нарушения у гражданина, обязаны идти в суд и доказывать его неправоту. Данный принцип реализован сегодня в отношениях налоговых органов и налогоплательщиков. Мы очень долго бились, чтобы закрепить за налогоплательщиком право на презумпцию невиновности в Налоговом Кодексе, и закрепили. Судебный порядок взыскания налоговых санкций не привел к потере бюджетных доходов (как это некоторые предрекали), но он укрепил гарантии прав налогоплательщиков, он укрепил доверие граждан и организаций к власти, в том числе к налоговой, к фискальной власти и в общем сыграл свою роль в демократизации, дебюрократизации нашей экономики. Реализации названного принципа мы будем добиваться и при принятии нового Трудового Кодекса, в частности, применительно к положениям об увольнении работника по так называемым “виновным основаниям”. Таким образом, вопрос о том, кто сегодня применяет меры принуждения, кто должен идти в суд – это фундаментальнейший вопрос всей нашей судебной и правовой реформы.

Четвертый очень важный момент, без которого невозможна полноценная судебная реформа – это реализация принципа состязательности в правосудии. Он закреплен в нашей Конституции, он довольно полно отражен в таком законе, как Арбитражный процессуальный Кодекс, но очень слабо реализован в гражданском процессе, и уж вообще практически не воплощен в процессе уголовном. В наследство от советского уголовного процесса нам досталось положение, обязывающее суд “устанавливать объективную истину по делу”, которое, при всей его внешней красивости, фактически означает, что суд становиться карательным органом, а не органом правосудия: если в процесс не пришел государственный обвинитель, то суд занимает его место и начинает изыскивать доказательства обвинения, если обвинитель не представил тех или иных доказательств, то суд начинает эти доказательства искать за него, если даже государственный обвинитель отказался от обвинения, то суд все равно не обязан тут же прекратить уголовное дело и оправдать подсудимого, а может продолжить процесс и даже довести его до обвинительного приговора. Поэтому сегодня очень важно добиться, чтобы процесс был состязательным, а суд – выступал арбитром в споре двух сторон и ориентировался только на то, насколько доказаны те или иные обстоятельства, насколько доказана вина гражданина. И если вина гражданина не доказана, то должно реализовываться положение: недоказанная виновность равнозначна доказанной невиновности. Второй элемент состязательности означает, что у обвинения и у защиты должны быть равные права на всех стадиях уголовного процесса, равные права с точки зрения представления доказательств, поиска этих доказательств, равные обязанности и правомочия в ходе судебного заседания и т.д. Конечно, нам трудно будет сразу перейти к этой системе, но мы обязаны к ней перейти, хотя бы, потому что этого требует Конституция, и самое главное, что именно такая система, с одной стороны, гарантирует нас от судебных ошибок, самых страшных ошибок - когда осуждается невиновный, а с другой стороны, как это не парадоксально, именно эта система будет способствовать профессионализации органов обвинения. То, что профессиональный уровень органам обвинения необходимо совершенствовать, не подлежит сомнению. Цифры статистики говорят о следующем: обвинение сегодня поддерживается только в 52% уголовных дел, 48 % уголовных дел по стране рассматривается без участия государственного обвинителя. У нас сейчас существует практика, когда высшие прокуроры - Генеральные прокуроры, прокуроры субъектов РФ годами лично обвинения в суде не поддерживают, как будто это что-то третьестепенное для прокуратуры. В этих условиях понятно почему суд выполняет не свойственную ему функцию обвинения, почему многие уголовные дела разваливаются, а действительно виновные в совершении преступления лица не получают должного возмездия, понятно для чего нужно сохранение внесудебного порядка задержания, и становится понятно, почему упорно сопротивляется реформе прокуратура. Однако, совершенно очевидно, что прокуратуру необходимо реформировать. Прокуратура сегодня имеет бездну различных полномочий и считает, что так оно и должно быть. Но так должно быть поскольку прокуратура была инструментом тоталитарного государства. В государстве правовом концентрация в одном государственном органе различных функций и полномочий просто недопустима, это ведет к безответственности и к тому, что ни одно из них в полной мере и качественно не реализуется. Посмотрите, прокуратура сегодня отвечает за надзор за соблюдением законов всеми от федеральных министерств до коммерческих организаций. Спросим: “Как у нас с законностью?” Ответ: “Плохо у нас с законностью.” Прокуратура отвечает за надзор за соблюдением прав и свобод граждан. Вопрос: “Как у нас обстоит дело с правами и свободами граждан?” “Плохо обстоит,”- скажем мы, не задумываясь. Отвечает ли за это прокуратура? Нет, не отвечает. Прокуратура долго добивалась себе функции координации борьбы с преступностью. Добилась. В законе так и записано - “координирует”. Задаешь им вопрос: “Почему так растет преступность?” Ответ: “Мы не отвечаем, только координируем”. Прокуратура, наконец, и это традиционно, отвечает за уголовное преследование, за процессуальное руководство следствием, за поддержание обвинения в суде. Однако, половина дел рассматривается без участия прокуроров. Вывод, по-моему, совершенно ясен: прокуратуру надо реформировать, нужно освобождать от отдельных функций, с которыми могли бы справиться другие звенья государства или даже институты гражданского общества, и оставлять только то, что является наиболее важным и что присуще именно прокуратуре. По моему глубокому убеждению, прокуратура должна сосредоточиться на функции уголовного преследования, выполнять задачу обвинительной власти в стране, это очень важная, ответственная миссия. И на самом деле, кроме прокуратуры с этим никто не справится, это ее хлеб, ее роль. Конечно, на переходном этапе, стоит за прокуратурой оставить функцию защиты прав и свобод человека, хуже от этого не будет. Прокуратура, конечно с ней не справляется, но от того, что гражданин может обратиться в прокуратуру и получить невразумительный ответ, то я думаю, кроме как прокуратуре, никому не хуже. Так или иначе назрела все таки критическая масса понимания того, что в прежнем состоянии этот орган оставлять нельзя, что нужна та или иная реформа. И в общем в этом плане мы находим понимание и в президенстских структурах, и в Верховном Суде, который поддерживает в общем и целом наши подходы. Поэтому, надеюсь, что 2001 год станет началом реформы прокуратуры, которую нельзя, конечно отрывать от реформы судебной системы в целом, вместе с тем, нельзя и запаздывать с ней, потому что без нового облика прокуратуры мы не справимся с теми задачами, о которых говорили. Вот далеко не полный перечень проблем, которые сегодня так или иначе дискутируются в парламенте, без решения которых невозможна полноценная судебная и правоохранительная реформа.